Интервью с Тупаком в тюрьме

Как ты себя чувствуешь после всего того, что случилось с тобой за эти несколько недель?

Ну, в первые два дня в тюрьме я прочувствовал, что такое долгое время курить травку и вдруг перестать. Эмоционально это было так, как будто я не узнавал сам себя. Я сидел в комнате, но казалось, что на самом деле здесь два человека - злой и добрый. Это было самое сложное. После этого травка вышла из меня. Я начал каждый день отжиматься примерно по тысяче раз. Я прочитывал за день по целой книге, писал, и это давало мне душевное спокойствие. Потом я начал осознавать ситуацию, в которую я попал, и то, что привело меня сюда. Даже при том, что я невиновен в том, в чем меня обвинили, я виновен в способах, которыми я действовал.

Не мог бы ты пояснить, что ты имеешь в виду?

Я столь же виновен в бездействии, как в совершении этих вещей. Не в данном случае, а вообще в своей жизни. У меня была работа, которой я занимался, и я никогда не высовывался. Я был так испуган этой ответственностью, что избегал ее. Но теперь я понимаю, что в любом случае злые силы проявились бы во мне. Они проявились бы стопроцентно, так, что если бы я не был абсолютно чистосердечным, я бы проиграл. И именно поэтому я проиграл. 

Когда я попал сюда, все заключенные думали: “Пошел он на... этот гэнгста-рэппер”. Я - не гэнгста-рэппер. Я читаю рэп о вещах, которые случаются со мной. В меня попали пять раз, понимаешь? Люди пытались убить меня. Это было по-настоящему. Я не считаю себя особенным, я только понимаю, что на мне лежит большая ответственность, чем на других. Люди рассчитывали, что я сделаю для них какие-то вещи, отвечу на их вопросы. Но я не мог этого, потому что мой мозг был наполовину мертв от такого количества выкуренной травки. Я сидел в своем номере в отеле, слишком много курил, пил, шатался по клубам, по сути был беспомощным, словно я находился в тюрьме. Я вообще не был счастлив на улицах. Никто не сможет сказать, что видел меня счастливым. 

Когда я говорил с тобой год назад, ты сказал, что, если ты попадешь в тюрьму, твоя душа погибнет. А сейчас, похоже, ты говоришь противоположные вещи. 

Это говорил наркоман во мне. Наркоман знал, что если я попаду в тюрьму, тогда ему не выжить. Наркоман в Тупаке мертв. Оправдывающийся Тупак мертв. Мстительный Тупак мертв. Тупак, который бы бездействовал и позволил бы постыдным вещам случиться, мертв. Бог позволяет мне жить, чтобы я мог сделать что-то чрезвычайно экстраординарное, и я должен это сделать. Даже если мне дадут максимальный срок, это останется моей работой. 

Мы можем вернуться к событиям той ночи в студии Quad Recording на Times Square? 

Ночь, когда в меня стреляли? Конечно. Рон Джи (Ron G.), ди-джей из Нью-Йорка, сказал: “Пак, я хочу, чтобы ты приехал ко мне домой, мы запишем твой рэп для моих кассет”. Я ответил: “Хорошо, я приеду”. Ну я поехал к его дому – я, Стретч (Stretch) и пара других корешей. После того, как я записал песню, я получил сообщение на пейджер от парня по имени Букер (Booker), который сообщил мне, что он хочет, чтобы я прочитал рэп для песни Литтл Шона (Little Shawn). Я собирался надавить на этого парня, потому что я понимал, что они используют меня, поэтому я сказал: “Хорошо, ты дашь мне семь штук и я сделаю песню”. Он сказал: “У меня есть деньги. Приезжай”. Я задержался, чтобы покурить, и он снова передал мне на пейджер: “Где ты? Почему не едешь?” Я ответил: “Я скоро буду, мужик, жди". 

Ты знал этого парня?

Я познакомился с ним через неких сомнительных личностей, которых я знал. Он пытался стать законопослушным и все такое, поэтому я думал, что я делаю ему одолжение. Но когда я перезвонил ему, чтобы уточнить куда идти, он сказал: “У меня нет денег”. Я ответил: “Если у тебя нет денег, тогда я не приеду”. Он положил трубку, а затем перезвонил мне: “Я собираюсь позвонить Андре Харреллу (Andre Harrell) [главный администратор Uptown Entertainment] и удостовериться, что ты получишь деньги, но я дам тебе деньги из своего кармана”. Тогда я сказал: “Хорошо, я уже еду”. Когда мы подошли к зданию, кто-то закричал сверху студии. Это был Little Caesar, друг Бигги (Biggie) [the Notorious B.I.G.]. Это мой кореш (имеется в виду Бигги - прим. МарСа). Как только я увидел его, моя обеспокоенность ситуацией ослабла.

Значит ты говоришь, что вы направились внутрь...

Я нервничал, потому что этот парень знал кое-кого, с кем у меня была большая ссора. Я не хотел говорить полиции, но я могу рассказать миру. Найджел представил меня Букеру. Все знали, что я был на мели. Все мои выступления отменялись. Все мои деньги от записей уходили на адвокатов; все деньги от съемок в кино уходили на мое семейство. Поэтому я занимался этим: читал рэп для парней и получал деньги.

Кто этот парень - Найджел?

Я общался с ним все то время, что я был в Нью-Йорке на съемках “Above the Rim”. Он подошел ко мне и сказал: “Я присмотрю за тобой. Ты не должен больше попадать ни в какие неприятности”.

Разве Найджел не известен под именем Тревор?

Правильно. Существовал реальный Тревор, но Найджел использовал оба псевдонима, понимаешь? Так что это тот, с кем я общался, мы были достаточно близки. Я обычно одевался в мешковатую одежду и кеды. Они провели меня по магазинам; тогда я купил себе Rolex и драгоценности. Они заставили меня повзрослеть. Они представили меня всем гангстерам в Бруклине. Я познакомился с семейством Найджела, был на вечеринке по случаю дня рождения его ребенка - я доверял ему, понимаешь? Я даже попытался пригласить Найджела сняться в фильме, но он не захотел. Это обеспокоило меня. Я не знаю ни одного ниггера, который не хотел бы сняться в кино. 

Мы можем вернуться к стрельбе? Кто был с тобой той ночью?

Я был с моим корешем Стретчем, его другом Фредом и бойфрендом моей сестры, Зейдом. Это не телохранитель; у меня нет телохранителя. Мы подошли к студии, снаружи стоял какой-то хмырь в армейской одежде, его шапка была низко надвинута на его лицо. Когда мы вошли в дверь, он даже не посмотрел на нас. Я никогда не видел, чтобы чернокожий человек не узнал бы меня и не отреагировал так или иначе, с завистью или с уважением. Но этот парень только посмотрел, кто это, и опять опустил лицо. Я не осознал это сразу, потому что я только что докурил косяк. Я не думал, что что-то может случиться со мной в фойе. Пока мы ждали, чтобы войти, я увидел хмыря, сидящего за столом и читающего газету. Он также не смотрел на нас. 

Они оба были чернокожими?

Чернокожие мужики около тридцати лет. Сначала я подумал, что эти хмыри – охрана Бигги, потому что по их армейской одежде я мог сказать, что они были из Бруклина. Но потом я сказал себе: “Постой... Даже парни Бигги любят меня, почему они не смотрят на нас?” Я нажал кнопку лифта, обернулся, и в этот момент эти хмыри вышли с оружием - двумя одинаковыми 9-миллиметровыми пушками. “Не двигаться. Всем лечь на пол. Врубаетесь? Гоните сюда ваше дерьмо”. Я подумал: “Что мне делать?” Я думал, что Стретч собирается драться с ними; он был выше тех ниггеров. Из того, что я знаю о криминале, я знаю то, что если ниггеры собираются ограбить вас, они всегда сначала вырубают самого большого ниггера. Но они не тронули Стретча; они подошли прямо ко мне. Все упали на пол как мешки с картошкой, только я один застыл. Не потому что я такой храбрый или типа того, я просто не мог лечь на пол. Они начали обшаривать меня, чтобы проверить, нет ли у меня пушки на ремне. Они сказали: “Снимай свои драгоценности”, а я не снял их. Светлокожий хмырь, тот, который стоял вначале снаружи, был около меня. Стретч лежал на полу, а хмырь с газетой стоял с направленной на него пушкой. Он сказал хмырю со светлой кожей: “Застрели этого ублюдка, мать его!” Тогда я испугался, потому что этот хмырь приставил пушку к моему животу. Я чуть в штаны не навалил. Я протянул руку, чтобы отобрать у него оружие. Он выстрелил, как раз тогда меня и ранили первый раз. Я почувствовал это в своей ноге; я не знал, что мне попали по яйцам. Я повалился на пол. Мой рассудок говорил мне, Пак, притворись мертвым. Но это не имело значения. Они начали пинать меня, бить меня. Я ни разу не произнес: “Не стреляйте!”. Я молчал как партизан. Они сорвали мое дерьмо с меня, пока я лежал на полу. Я закрыл глаза, но я дрожал, потому что ситуация заставляла меня волноваться. А затем я почувствовал что-то на затылке, что-то по-настоящему сильное. Я думал, что они пинали меня или били пистолетом, они били мою голову о бетон. В глазах все было белым. Я ничего не слышал, я ничего не чувствовал, я был без сознания. Но потом я пришел в сознание. И затем я почувствовал это снова, я теперь мог слышать, видеть, и это приводило меня в сознание. Тогда они сделали это снова, и я опять ничего не слышал, не видел; все было белым. И затем они ударили меня снова, и снова я мог слышать и видеть вещи, и я знал, что я снова в сознании.

Ты не слышал, называли ли они свои имена?

Нет, нет. Но они знали меня, иначе они не стали бы проверять мое оружие. Казалось, что они злились на меня. Я чувствовал, как они пинали и топтали меня; они больше никого не били. Это было типа: “У-уу, ублюдок, у-уу, а-аа” - они пинали очень сильно. Так, что я терял сознание, и я ни разу не почувствовал кровь на моей голове, ничего. Единственная вещь, которую я чувствовал, это то, что мой живот очень сильно болел. Бойфренд моей сестры перевернул меня и спросил: “Эй, ты в порядке?” Я ответил: “Да, я ранен, я ранен”. И Фред сказал, что он ранен, но это была пуля, которая прошла через мою ногу. Я встал и пошел к двери. Как только я добрался до двери, я увидел полицейский автомобиль, стоящий там. Я сказал: “О’оу, полиция уже здесь, а я все еще не поднялся наверх”. Мы вскочили в лифт и поехали наверх. Я хромал, но я ничего не чувствовал. Это поразительно. Когда мы поднялись, я посмотрел вокруг, и это испугало меня.

Почему?

Потому что Андре Харрелл (Andre Harrell) был там, Паффи [главный администратор Bad Boy Entertainment - Sean “Puffy” Combs] был там, Бигги... Там было около 40 ниггеров. На всех из них были драгоценности, даже больше, чем на мне. Я увидел Букера, он выглядел так, словно он был удивлен видеть меня. Почему? Ведь я практически только что передал ему сообщение, что поднимаюсь. Литтл Шон (Little Shawn) начал кричать. Я подумал, почему Литтл Шон кричит? Он кричал неудержимо: “Боже мой, Пак, тебе нужно сесть!” Мне было странно, почему они хотят заставить меня сесть?

Потому что пять пуль прошли сквозь твое тело.

Я еще не знал, что я был ранен в голову. Я ничего не чувствовал. Я расстегнул свои штаны и увидел порох и дыру в моих трусах Karl Kani. Я не хотел снимать их, чтобы проверить, был ли мой член все еще там. Я только увидел дырку и сказал: “Дерьмо. Дайте мне косяк”. Я позвонил своей подруге и сказал: “Эй, меня только что ранили. Позвони моей матери и сообщи ей”. Никто не приближался ко мне. Я заметил, что никто не смотрел на меня. Андре Харрелл не смотрел на меня. Я обедал с ним несколько дней назад. Он пригласил меня на съемки New York Undercover, сообщил мне, что он собирался дать мне работу. Паффи также стоял сзади. Я знал Паффи. Он знал, сколько я сделал для Бигги прежде, чем появился он.

Люди видели на тебе кровь?

Они говорили мне: “Твоя голова! Твоя голова в крови”. Но я думал, что это от удара пистолетом. Потом приехала скорая помощь и полиция. Первый полицейский, которого я увидел, был тем полицейским, который свидетельствовал против меня в суде в деле об изнасиловании. Он ухмылялся, и он увидел, что все смотрят на мои яйца. Он сказал: “Ну что, Тупак? Все там висит?”

Когда я приехал в больницу Bellevue, доктор сказал: “Боже мой!” Я спросил: “Что? Что?” И я слышал, как он говорил другим докторам: “Посмотрите сюда. Здесь порох”. Он говорил о моей голове: “Это - входное отверстие от пули, а отсюда она вышла”. И когда он сказал это, я почувствовал эти дырки. Я сказал: “Господи. Я чувствую их”. Это было то, от чего я периодически терял сознание. И потом я сказал: “Дерьмо. Меня ранили в голову”. Они сказали: “Ты не знаешь, как тебе повезло. В тебя попали пять раз”. Это было странно. Я не хотел в это верить. Я помнил только первый выстрел, больше ничего”. 

Ты думал, что умрешь?

Нет. Клянусь Богом. Как бы жутко это ни звучало, я чувствовал с самого первого момента, когда ниггеры достали пушки, что Бог защищал меня. Единственная вещь, которая расстроила меня, это то, что Стретч и все остальные повалились на пол. Даже пули не причиняли столько боли. Ничто не расстраивало меня так, пока я поправлялся. Я не мог ходить, я не мог вставать, и моя рука была в хреновом состоянии. Я смотрел новости и в них говорилась ложь обо мне.

Расскажи мне о публикациях, которые обеспокоили тебя.

Больше всего меня беспокоило то, что один хмырь написал дерьмо, в котором говорилось, что я притворялся. То, что я подстроил это, что это была инсценировка. Когда я прочитал это, я начал плакать, словно младенец, словно сука. Я не мог поверить в это. Это разрывало меня на части. И затем в новостях пытались сказать, что у меня было оружие и я был обкуренным. Вместо того, чтобы рассказать о том, что я был жертвой, они выставляли это так, как будто я сам это сделал.

Что можешь сказать о всех этих шутках о том, что ты потерял одно из яичек?

Это не беспокоило меня, потому что я сказал типа, дерьмо, посмотрим, кто будет смеяться последним. Потому что у меня яйца больше, чем у всех этих ниггеров. Мои доктора сказали: “Ты сможешь иметь детей”. Они сообщили мне это в первую ночь, после того, как мне сделали операцию: “Все в порядке. Пуля прошла через кожу и вышла”. Так же и с головой. Пуля прошла через кожу и вышла.

После этого были боли?

Да, у меня бывают головные боли. Я просыпаюсь от собственных криков. Меня мучили кошмары, в которых в меня стреляют. Все, что я вижу - ниггеры, достающие оружие, и я слышу, как хмырь говорит: “Застрели этого ублюдка!” После этого я просыпаюсь в поту, и, проклятье, у меня болит голова. Психиатр в Bellevue сказал, что это посттравматический стресс. 

Почему ты уехал из больницы Bellevue?

Я оставил Bellevue следующей ночью. Они помогали мне, но я чувствовал себя подопытным кроликом. Они приходили, смотрели на мой член, дерьмо, не очень приятно находиться в таком положении. Я знал, что моя жизнь была в опасности. The Fruit of Islam были там, но у них не было оружия. Я знал с каким типом ниггеров мне пришлось иметь дело. 

Я оставил Bellevue и поехал в Metropolitan. Мне дали телефон и сказали: “Здесь ты в безопасности. Никто не знает, что ты здесь”. Но в какой-то момент раздался телефонный звонок и кто-то сказал: “Ты все еще не сдох?” Проклятье! Эти ублюдки не знают жалости. Так что я собрался, и моя семья увезла меня в безопасное место, к тому, кто действительно любил меня в Нью-Йорке.

Почему ты пошел в суд на следующее утро после того, как в тебя стреляли?

Они подошли к моей кровати и сказали: “Пак, тебе не следует идти в суд”. Я ответил: нет. Я чувствовал, что если присяжные не увидят меня, они подумают, что я устроил шоу или подобное дерьмо. Ведь они были изолированы и не знали, что в меня стреляли. Так что я знал, что мне в любом случае нужно появиться. Я клянусь Богом, что я не рассчитывал на сострадание. Все, о чем я мог думать, было: вставай и борись за свою жизнь так же, как ты боролся за свою жизнь в больнице. 

Я сидел там в инвалидном кресле, и судья не смотрел мне в глаза. Он ни разу не посмотрел мне в глаза в течение всего суда. Присяжные вошли, и все вели себя так, как будто все было как обычно. И я чувствовал, что это чудо, что я жив. И затем я начинаю чувствовать, что они собираются делать то, что собирались. Тогда я почувствовал себя беспомощным; я сказал, я должен, выбраться отсюда.

Когда я вышел, все телекамеры ринулись ко мне и уткнулись в мою ногу. Я сказал: “Вы, засранцы, как хищники”. Это заставило меня видеть только самое отвратительное в сердцах людей. Именно поэтому я так выглядел в этом кресле, когда меня увозили на нем. Я пытался пообещать себе, что буду держать свою голову выше ради всех моих людей. Но когда я все увидел, это заставило меня опустить голову, подавило мой дух. 

Мы можем поговорить о деле об изнасиловании?

Ладно. Найджел и Тревор взяли меня в Nell’s. Когда мы приехали туда, я был поражен, потому что этот клуб отличался от тех, в которых я бывал. Он не был переполнен, там было много места, красивые женщины. Я встретил там Ронни Лотта (Ronnie Lott) из New York Jets и Деррика Коулмэна (Derrick Coleman) из Nets. Они подошли ко мне: “Пак, мы гордимся тобой”. Той ночью я чувствовал себя невероятно, потому что они были народными героями, а теперь они сказали, что я был их героем. Я чувствовал себя так, будто я пылал. 

Кто-то представил меня той девушке. Я заметил лишь то, что у нее большая грудь. Но она не была привлекательной; она выглядела коренастой. Кореш подошел ко мне и сказал: “Эта девушка хочет сделать больше, чем просто познакомится с тобой”. Я уже знал, что это означало: она хотела трахаться. Я оставил их и пошел на танцпол один. Играла какая-то ямайская музыка, и я получал огромное удовольствие. 

Потом эта девушка тоже вышла и начала танцевать и все такое, это было странно, она даже не подошла ко мне лицом вперед, она подошла задом. Ну, я танцую под регги, вы знаете, какая это чувственная музыка. Она трогает мой член, мои яйца, она расстегнула мою ширинку, положила на меня руки. В Nell’s есть темная часть, и я видел уже там людей, занимающихся сексом, она начала подталкивать меня в ту сторону. Я все понял.

Мы отошли в угол. Она гладит меня. Я поднимаю свою рубашку, танцуя, хвастаюсь своими татуировками. Она начинает целовать мой живот, мою грудь, облизывает меня и прочее дерьмо. Она опустилась, я типа, о, дерьмо. Она вытащила мой член; начала сосать его прямо на танцполе. Это дерьмо возбудило меня. Я не думал, что это станет делом об изнасиловании. Я думал, что это будет хорошая ночь. Понимаешь?

Вскоре после того, как она закончила, достаточно возбудила меня, мы ушли с танцпола. Я сказал Найджелу: “Мне нужно уйти. Я собираюсь взять ее в отель. Увидимся”. Найджел сказал: “Нет, нет, нет. Я отвезу вас”. Мы поехали к отелю. Мы поднимаемся наверх и занимаемся сексом, очень быстро. Как только я кончил, мы прекратили. Я был утомлен, я был пьян, я знал, что мне рано утром вставать, поэтому я спросил: “Что ты собираешься делать? Ты проведешь ночь у меня или уедешь”. Она оставила мне ее номер телефона и все было классно. Найджел ночевал в моем номере все эти дни. Когда он узнал, что она сосала мой член на танцполе, и мы занимались сексом, он и Тревор были в ярости! Тревор большой извращенец; он сошел с ума. Он все спрашивал меня: “Т-т-ты трахал ее в задницу?” Он внимательно слушал все подробности. Я думал, что это просто мужской интерес, что все хорошо.

Что произошло в ночь, когда якобы случилось изнасилование?

У нас было выступление в Нью-Джерси в Club 88. Этот хмырь сказал: “Я буду там с лимузином, чтобы забрать тебя в полночь”. Мы поехали сделать покупки, приоделись, мы были готовы. Найджел сказал: “Почему ты ей не звонишь?” Мы все сидели в отеле, выпивали. Я ждал выступления, и тут Найджел сказал: “Я позвонил ей. То есть, она позвонила мне, она скоро приедет”. Но я не думал встречаться с ней второй раз. Мы смотрели телевизор, когда зазвонил телефон, она была уже внизу. Найджел дал Мэн-Мэну (Man-Man), моему менеджеру, денег, чтобы заплатить за такси, я сказал: “Пусть эта сучка сама заплатит за такси”. Она поднялась, она выглядела хорошо, была вызывающе одета, как будто она была готова к свиданию. 

Ну, мы все сидим, разговариваем, а я испытываю неудобство, потому что вместо того, чтобы сидеть с Найджелом и другими, она сидит на ручке моего стула. А Найджел и Тревор смотрят на нее как на цыпленка, как будто она - еда. Это очень неудобная ситуация. Так что я думаю, хорошо, я возьму ее в комнату, пусть сделает мне массаж. Я думаю о том, как мы были с ней вместе той ночью в Nell’s. Мы входим в комнату, я ложусь на живот, она массажирует мне спину. Я переворачиваюсь. Она начинает массажировать мне грудь и живот. Это продолжалось около получаса. Периодически мы остановились и целовали друг друга. Я думал, что она снова собирается заняться со мной оральным сексом. Но прежде, чем она смогла сделать это, вошли какие-то ниггеры, и я застыл от неожиданности даже больше, чем она. Если бы она что-нибудь сказала, я ответил бы: “Стойте, дайте мне закончить”. Но я не мог ничего сказать, потому что она ничего не говорила. Как бы я выглядел, сказав “Стойте?” Это было бы так, словно я сделал ее своей девушкой.

Они подошли и начали трогать ее задницу. Они говорили: “Ууух, у нее хорошая задница”. Найджел не трогал ее, но я слышал его голос, руководящий этим: “Снимите с нее трусики, снимите с нее колготки”. Я поднялся и вышел из комнаты.

Когда я пошел в другой номер, Мэн-Мэн сказал мне, что Талиба (Talibah), которая в то время была моим специалистом по СМИ, здесь и ждет меня в спальне того номера. Я пошел к Талибе, и мы поговорили о том, что она делала в течение дня, потом я пошел и лег на кушетку и уснул. Когда я проснулся, Найджел стоял около меня: “Пак, Пак”, и во всех комнатах горел свет. Все настроение изменилось, понимаешь, о чем я говорю? Я чувствовал себя так, как будто накачался наркотиками. Я не знал, сколько прошло времени. Так что, когда я проснулся, мне сказали: “Ты поедешь в полицию, ты поедешь в полицию”. Найджел вышел из комнаты, затем вернулся с девушкой. Ее одежда была на ней, ничего не порвано. Она выглядела расстроенной, истерично кричала: “Почему ты позволил им сделать это со мной?” Она не имела никаких оснований. “Я пришла, чтобы увидеть тебя. Ты позволил им сделать это со мной”. Я ответил: “У меня нет времени на это дерьмо. Тебе нужно успокоиться. Перестань вопить на меня и смотреть на меня как сумасшедшая”. Она сказала: “Ты еще услышишь меня”, и хлопнула дверью. Найджел сказал: “Не волнуйся об этом, Пак, не волнуйся. Я разберусь с этим. Она ошиблась”. Я спросил его, что случалось, и он ответил: “Слишком много ниггеров”. Ты знаешь, я даже никуда не пошел, понимаешь? Ниггеры стали спускаться, но никто не возвращался наверх. Я сижу наверху, курю, удивляюсь, куда все делись, мать их? Потом позвонила Талиба из фойе и сказала: “Полиция здесь”. 

И из-за этого ты попал в тюрьму. Но ты говоришь, что ты ничего не сделал?

Ничего не сделал. Я видел только, что вошли трое из них, и то, как ниггер говорил о том, какая классная у нее задница. Я встал, потому что ниггер говорил это как больной. Я не знаю, то ли она вместе с этими ниггерами, то ли она злится на меня, что я не защитил ее. Но я знаю, что мне стыдно, потому что я хотел быть принятым и не хотел, чтобы мне был причинен вред, поэтому я ничего не сказал.

Что ты чувствовал к женщинам во время суда, и что ты чувствуешь к ним теперь?

Вначале, когда мне только предъявили обвинение, я возненавидел черных женщин. Я чувствовал себя так, как будто моя жизнь подошла к черте. В то время, когда я сделал “Keep Ya Head Up”, ни у кого не было песен о черных женщинах. Я написал “Keep Ya Head Up” от сердца. Это была реальность, а они не защищали это. Я думал, что женщины во всей стране должны говорить: “Тупак не мог бы сделать это”. А фактически люди спрашивали меня: “Ты сделал это?”

Ближе к суду я увидел черных женщин, которые помогали мне. Теперь у меня абсолютно новое видение их, потому что здесь в основном охрана состоит из черных женщин. Они не делают мне никаких дополнительных услуг, но они обращаются со мной с человеческим уважением. Они говорят мне: “Когда ты выйдешь отсюда, ты должен измениться”. Они дают мне поговорить по телефону с их детьми. Понимаешь, о чем я говорю? Они дают мне любовь. 

Что произойдет, если тебе придется отбывать срок?

Если это случится, я буду отбывать его как солдат. Конечно, мое сердце будет разбито. Я разрываюсь на части, но я должен отбыть его как солдат.

Я понял, что ты недавно закончил новый альбом.

Рэп... я больше не испытываю особого желания заниматься рэпом. Я имею ввиду, что здесь я даже не помню свои тексты песен.

Но ты выпускаешь альбом, правильно?

Да. Он называется “Me Against the World” (“Я против мира”). Так и есть. Это пока мой лучший альбом. И потому что я уже записал его, я могу быть свободен. Если вы делаете рэп-альбомы, вы должны тренировать себя. Вы должны постоянно быть в образе. Вы видели рэпперов, говорящих жесткое дерьмо, которые потом в костюмах присутствуют на American Music Awards. Я не хочу быть ниггером такого типа. Я хочу быть реальным. Я думаю, что я так и делаю. Но теперь это дерьмо умерло. Эта Жизнь Головореза (Thug Life)... Я делал это, я использовал это в своей работе, я записал это. Но теперь это дерьмо умерло.

Каковы твои планы после тюрьмы?

Я собираюсь объединиться с Майком Тайсоном (Mike Tyson), когда мы выйдем. Объединиться с Monster Kody [теперь известный как Sanyika Shakur] из Калифорнии. Я собираюсь создать организацию Us First. Я собираюсь спасти этих молодых ниггеров, потому что больше никто не хочет спасти их. Никто никогда не приходил, чтобы спасти меня. Они только наблюдают за тем, что случается с вами. Именно поэтому Жизнь Головореза для меня мертва. Если это реально, то пусть кто-то еще представляет это, потому что я устал от этого. Я представлял это слишком много. Я жил Жизнью Головореза. Я был единственным ниггером, который довел свою жизнь до черты.

Кто-нибудь еще помогал тебе?

С того момента, как я оказался здесь, я получил приблизительно 40 писем. Даже было, что маленькие девочки присылали мне деньги. Все говорили мне, что Бог со мной. Люди, говорят мне, что они ненавидят тех козлов, которые стреляли в меня, что они будут молиться за меня. Но я также получил письмо, в котором один хмырь говорит мне, что ему жаль, что я не погиб. Но со мной были люди, присматривающие за мной, например, Jada Pinkett, Jasmine Guy, Treach, Mickey Rourke. Мой лейбл Interscope Records поддержал меня. Даже Мадонна.

Ты можешь рассказать о твоих отношениях с Мадонной и Микки Рурком (Mickey Rourke)?

Я позволял людям диктовать, кто должен быть моими друзьями. Я был ниггером, имеющим корни Черных Пантер, поэтому я не мог дружить с Мадонной. Я наезжал на нее, даже при том, что она всегда относилась ко мне с любовью. Мне было плохо, потому что когда я попал в тюрьму, я позвонил ей, и она оказалась единственным человеком такой величины, который захотел помочь мне. То же самое с Микки Рурком - он поддержал меня. Не так как “черный и белый”, а так как друг помогает другу. И с этого момента во мне существует уважение не только к черным. Я даже принес свои извинения Куинси Джонсу (Quincy Jones) за все, что я сказал о нем и его жене. Я извиняюсь перед Братьями Hughes..., но не перед Джоном Синглтоном (John Singleton). Он вдохновил меня писать сценарии, потому что я хочу быть его конкурентом. Он выгнал меня со съемок Higher Learning и отдал мои замыслы другому актеру.

Ты сейчас волнуешься о своей безопасности?

Я не боюсь смерти. Мое единственное опасение – вернуться обратно перевоплощенным. Я не пытаюсь заставить людей думать, что я нахожусь здесь по своей воле, но моя жизнь будет посвящена тому, чтобы спасти кого-нибудь. Я должен представлять собой жизнь. Если вы говорите, что хотите быть настоящим, тогда вы физически и умственно должны быть пригодны к этому. И я хочу, чтобы ниггеры были образованными. Вы должны учиться в школе, потому что благодаря этому сможете получить работу. И если вы получили работу, тогда никто не сможет так обращаться с нами.

Как ты думаешь, нападок на рэп-музыку станет больше, учитывая то, что случилось с тобой?

Определенно. Именно поэтому они так поступили со мной. Потому что, если они смогут остановить меня, они смогут остановить еще 30 рэпперов даже раньше, чем они родятся. Но теперь я кое-что понимаю: если мы действительно говорим, что рэп – это форма искусства, то мы должны быть честными по отношению к ней и более ответственными за нашу лирику. Если вы видите кого-то умирающего из-за того, что вы говорили, это не значит, что вы не заставили их умереть, это значит, что вы не спасли их.

Ты упоминал Марвина Гея (Marvin Gaye) в “Keep Ya Head Up”. Многие сравнивают тебя с ним, особенно в том, что касается твоих личных конфликтов.

Я так себя и ощущаю. Я чувствую себя близким к Марвину Гею, Винсенту ван Гогу.

Почему ван Гог?

Потому что никто не оценил его работу, пока он не умер. Теперь это стоит миллионы. Я чувствую себя похожим на него, таким же мучеником, каким был он. Он и Марвин также. Я был таким же на воле. Теперь я в тюрьме, но я свободен. Мое сознание свободно. Единственное время, когда у меня проблемы - это когда я сплю.

Ты благодарен за то, что ты здесь?

Это словно подарок. Это – воля Господа. И каждый, кто сказал, что я был ничем... моя цель, заставить их стыдиться того, что они сбрасывали меня со счетов. Потому что мне 23 года. И я мог бы быть просто ребенком своей матери, но в действительности я - общий ребенок. Понимаешь, о чем я говорю? Никто не растил меня; я вырос в этом обществе. Но я больше не собираюсь использовать это как оправдание. Я собираюсь измениться. И мое изменение повлияет на общество. Благодаря этому они увидят, каким человеком я был на самом деле. Каковы были мои намерения. Жизнь Головореза была просто невежеством. Мои намерения всегда были хорошими. Я никого не убил, я никого не насиловал, я никогда не совершал никаких преступлений, которые были бы не ради самообороны. Именно это я собираюсь показать. Я собираюсь показать людям мои истинные намерения, и мою истинную душу. Я собираюсь показать им человека, которого вырастила моя мать. Я заставлю их всех гордиться.

Категория: Музыка | Добавил: marker (11.02.2017)
Просмотров: 358 | Теги: интервью, 2Pac | Рейтинг: 0.0/0